Поэт, мечтатель, гражданин мира, ребенок, навсегда заблудившийся в мире чудес... Марк Шагал сумел проложить свой собственный путь в живописи, минуя штампы и клише художественных течений ХХ века. Он обладал даром гармонично соединять, казалось бы, несовместимые понятия: высокое и низкое, логику и фантазию. Он наводил мосты между религиозными и художественными направлениями и идеологиями. Умиротворяющим посланием к человечеству стало его творческое наследие для многих и многих поколений. 6 июля - день 125-летия со дня рождения художника.
Марк Шагал родился 6 июля 1887 года в еврейской семье в Витебске. Жизнь мальчика протекала между синагогой, очагом и лавкой. Стараниями матери Марк смог поступить в городскую гимназию, куда евреев обычно не принимали. Он вырвался из-под опеки родителей, начал брать уроки пения, игры на скрипке и рисования. Шагал писал в своих воспоминаниях: «У моего отца были голубые глаза и мозолистые руки. Он трудился, молился и жил в мире с самим собой. Что со мной станет? Суждено ли мне просидеть всю свою жизнь, подпирая стену, или мне придется таскать бочки, как отцу? Я посмотрел на свои руки. Они были слишком нежными. Мне надо было найти себе такое занятие, которое бы не закрывало от меня небо и звезды и позволило бы мне понять смысл моей жизни».
Образ жизни его отца, вечно уставшего торговца селедкой, совершенно не привлекал сына. Юный Шагал проявил изрядную настойчивость и добился необходимого для евреев разрешения на переезд в столицу, в центр культурной России. В Петербурге юный художник стал учиться у Льва Бакста – известного мастера символизма. Под его влиянием Шагал открывал для себя новые выразительные средства, узнавал о последних тенденциях в русском и западном искусстве. Бакст говорил: «Шагал – мой любимый ученик. Он внимательно слушает мои наставления, а потом все делает по-своему».
Самому Шагалу казалось, либо он совершенно не поддается обучению, либо все учителя просто не умеют преподавать. В столице юный художник искал и находил образы, которые определили его неповторимый стиль: деревенские сцены, сельская жизнь, близкие ему картины маленького мирка. Нежный, теплый взгляд на повседневную жизнь еврейского местечка появился у Шагала именно тогда, когда он сравнил ее с богемной жизнью в большом городе.
Стремление художника к преодолению установившихся границ в искусстве довольно скоро привело его к мысли о поездке в столицу художественного мира – в Париж. Шагал уже не мог найти источника вдохновения в русском искусстве, которое, по его мнению, пребывало в младенческом состоянии. «В это время я понял, что должен ехать в Париж. Почвой, в которой коренилось мое искусство, был Витебск; но ему так же нужен был Париж, как дереву нужна вода. Других причин покинуть родину у меня не было, и я думаю, что в моих картинах я всегда оставался верен ей», – писал Шагал.
В 1910 году с небольшой суммой денег молодой художник отправился в Париж, где погрузился в живой мир искусства. Он, наконец, видел творения импрессионистов, Гогена, Ван Гога, Матисса, Пикассо, Брака, Матисса и других мастеров. Наибольшее впечатление тогда на него произвел кубизм. Этот стиль стал для Шагала способом выражения волшебной природы мироздания, тайной жизни вещей, скрытой за их бытовым предназначением. Художник пришел к мысли, что сюжет и повествование не играют в живописи главной роли: для упорядочения изображения, оказывается, достаточно геометрии.
С другой стороны, «в Париже мне, наконец, удалось выразить радость, похожую на удовольствие от еды, которую я иногда чувствовал в России, – радость моих детских воспоминаний», – писал Шагал. Только во Франции ему удалось найти средства, чтобы раскрыть свой внутренний мир – то настоящее ощущение счастья, стремление к маленькому царству детства.
Марк Шагал постепенно отходил от увлечения теорией стилей. «Я не уверен, что теория – такое уж благо для искусства. Импрессионизм, кубизм мне все равно чужды. Мне кажется, что искусство – это, прежде всего, состояние души. В живописи нужно видеть только химию», – говорил художник.
Поэт Гийом Аполлинер писал о художнике: «Шагал отдается всему, к чему влечет его мистическое и языческое воображение. Его искусство полно чувственности».
Действительно, образы Шагала все теснее соприкасались с миром мистики, мотивы становились символами невидимой реальности: «Я был против так называемого реализма. Бутылку мне нужно было наклонить, человеку отсечь голову, потому что мне казалось, что с помощью таких физических средств я могу сконструировать, создать другую реальность. Мне не нужна была реальность кубистов и импрессионистов. Мне никогда не подходили натюрморты, я считал это реализмом. У меня не было физических и моральных возможностей оценить внешнее выражение искусства. Я думал о движении».
В годы Первой мировой войны Шагал вернулся на родину. Границы тогда были закрыты, художнику пришлось задержаться в России на долгие восемь лет. Однако на фоне разрушений, которые принесла война, Шагал неожиданно обрел настоящее счастье. В 1915 году он женился на своей возлюбленной Белле Розенфельд. Бесконечное чувство любви, запечатленное в картинах того времени, – это не просто поэтический образ. Любовь существовала в реальности, художник писал ее со всей скрупулезностью, жадно вглядываясь в каждую деталь. «Стоило только открыть окно, и она здесь, а с ней лазурь, любовь, цветы. Одетая в белое или черное, она парит на моих картинах, озаряет мой путь в искусстве», – писал вдохновенный Шагал. Герои его работ обрели головокружительную свободу от земного притяжения. Шагал творил особый волшебный мир, где можно было спастись от суровой реальности военных лет.
Революцию 1917 года Шагал встретил с восторгом. Он получил пост уполномоченного по изобразительному искусству в родном Витебске. Тогда ему казалось, что власть высоко ценила искусство, что эстетика и политика будут содействовать друг другу в стремлении к светлому будущему. Из Витебска в Москву он вернулся в 1920 году и с ужасом обнаружил, что приоритеты в искусстве полностью сместились. Авангардистские течения во главе с супрематизмом Малевича практически полностью вытеснили фигуративное искусство. Шагал больше не был нужен своей стране. Ему ничего не оставалось, как вновь уехать в Париж навстречу новой художественной карьере.
В Париже Шагал оставался вплоть до начала Второй мировой войны, пока французское правительство не приняло решение о том, что дальнейшее пребывание художника в стране может быть небезопасным. Тематика его произведений все больше смещалась в сторону политически-религиозных размышлений. Работы были пронизаны глубокой меланхолией. В 1941 году Марк Шагал отправился в Нью-Йорк. «Я жил и работал в Америке во время трагедии, принесшей страдания людям во всем мире. Годы шли, и я не становился моложе. Но в той гостеприимной атмосфере я смог набраться новых сил, не отказываясь от корней, из которых выросло мое искусство», – писал Шагал. Только в 1948 году он смог вернуться во Францию, где и оставался до конца жизни. «Я бы хотел смотреть на мир глазами своей души. Мои глаза повернуты внутрь, они смотрят на рисунки, которые готовятся появиться на свет. Я выбрал в жизни живопись. Она мне так же необходима, как еда. Она стала для меня окошком, через которое я могу улететь к другим мирам».
Комментариев нет:
Отправить комментарий